Павленский – что? С ним все ясно. Обыкновенный герой. Как Стомахин. Как Пуссириот.
Когда рты заткнуты абсолютно всем, кто пытается не прошептать что-то для стоящих рядом, а громко крикнуть, крик в любых формах становится подвигом.
Сегодня власть обвиняет "Мемориал" в том, что он подрывает конституционный строй и зовет к свержению власти. Почему? Потому что "Мемориал" в весьма мягких формах называет деяния власти тем, чем они являются, то есть критикует власть. А это подрыв. Мы это знаем с советских времен – подрыв. А "Мемориал" – это отнюдь не громогласный критик власти. Это, может, и не совсем шепот, но это вполголоса. И очень тщательно подбирая выражения.
Что же говорить про кричащих. Кричащего Стомахина упекли на 12 лет (пять и семь). Пуссириот отсидели свои двушечки. Павленского, естественно, ждет то же самое. Мне тут прекрасный текст Невзорова попался – что Комитет умный, что он по-тихому перед Павленским извинится и отпустит. Читаешь – плакать хочется. Комитету кажется, что он умный. И именно поэтому ему кажется, что самое правильное – "чтоб неповадно было". За что получил свой астрономический срок Сенцов? За сожженную (к слову, без его участия) дверь офиса регионалов в Крыму. 20 лет! А вы говорите про 15 суток для Павленского и возмещение ущерба. Да были бы возможны у нас за такое 15 суток, то жечь ничего не надо было бы. И прибивать. И отрезАть. Какие 15 суток? Под каток!..
Что Павленский не знал, на что шел? И это после суда над не участвовавшими, но присутствовавшими при покраске Котельнической звезды. Да, знал, конечно. Чего здесь не знать. Не бог весть какая премудрость – щелкни кобылу по носу, она взмахнет хвостом. Конечно, знал. Но хотел докричаться. Не мог не хотеть. Внутри его этот крик сидит. Как у Иисуса когда-то. Как у всех, кто умирал недаром, потому что дело прочно, когда под ним струится кровь. (Странно, что у нас пока еще до Некрасова не добрались – тоже тот еще экстремист был).
"Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". Сейчас это пытаются подать как призыв не свою душу класть, а душегубствовать в спецоперациях – такое у нас извращение религиозного сознания. А ведь это о самопожертвовании любящем, а не убивающем, иисусовом самопожертвовании.
Так что с Павленским всё понятно. Обыкновенный герой. Настоящий. Не придуманный.
Но я стал писать не из-за Павленского. Не он здесь интересен. Мы. Наша реакция. Я даже не о невзоровской (пока Невзоров со своим прошлым не разберется, в откровенность его откровений верить не получается). И не о красовской – если человек сам не понимает, ЧТО пишет и почему такого писать нельзя, то здесь посочувствовать можно только: ну не надо было, значит, так с красненьким и прочими возбудителями, о которых он упоминает; значит, надо было осторожней...
Нет, не это здесь интересно. А общая наша реакция. Как бы ко всему привычная. Как бы ничего уже не желающая замечать и понимать. То, что кого-то сжигает зависть, а кого-то – ревность, это неинтересно. Всегда хватает людей, кого чужая слава бесит просто потому, что его собственная (когда она имеется), не такая огненная, лучинная у него слава. Но не эти люди интересны. Интересна здесь наша общая апатия. Ну, поджег... Ну, посадят... Делов...
Нет бы собраться нам время унять... Но не получается. Нет внутреннего пороха. Не то, что КГБ поджечь – мы себя поджечь не можем. И искры редких наших героев не делают наш человеческий материал более горючим. Поотсырел материал...
Вот где та консерватория, в которой нужно что-то подправить. Тогда сможем и миром заняться.
А пока – никак.
! Орфография и стилистика автора сохранены
